РЕБЕНОК ПРОСИЛ МЕНЯ ЖИТЬ
Мое знакомство со Свидетелями Иеговы началось с того, как двое мальчишек из первого класса отказались петь новогодние песни (тогда я преподавала музыку). Мальчики были хорошие и мне жалко было ставить им двойки. После урока я попросила ребят остаться для разговора. Я задавала вопросы об их религии, но они толком ничего не могли мне пояснить. После один из мальчиков принес брошюру «Свидетели Иеговы и образование» и я согласилась на изучение Библии.
В 2005 году я крестилась и официально стала членом ОСБ. Я очень хотела иметь семью, но мне советовали искать себе спутника жизни «из своих».
Я устроилась юрисконсультом в местное районное Управление образования. Годы шли, а мне так и не удавалось найти себе спутника жизни. Просто не из кого было выбирать. Тогда я вышла замуж за неверующего в 32 года. После такого поступка некоторые сестры стали меня избегать.
Мой муж оказался непьющим, не курящим и гостеприимным человеком, что меня очень радовало. Если ко мне приходили старейшины, он встречал их шашлыками, поил, кормил. Старейшина собрания – это единственный, кто стал посещать наш дом, после того как я нарушила принцип и вышла замуж. Но муж был против того, что меня постоянно нет дома, и стал всячески препятствовать мне. В семье начались проблемы, ссоры.
Однажды, после очередной ссоры, я, управляя автомобилем в нетрезвом виде, совершила ДТП. К счастью никто не пострадал. Был правовой комитет и меня исключили. Муж подал на развод, и я вернулась в родной поселок, где устроилась пекарем на хлебопекарню. Через восемь месяцев меня восстановили в родном собрании. Я тогда еще не знала, что за испытание ждет меня впереди.
Осенью, находясь на работе в ночную смену, я почувствовала себя плохо. Я почувствовала тошноту, а затем открылась рвота кровью. Я вызвала скорую помощь и потеряла сознание. Очнулась в местной больнице.
Мне сказали, что меня повезут в районную больницу т.к. мое состояние тяжелое. Я позвонила старейшине и попросила сходить ко мне домой и принести документы, т.к. из родственников у меня только несовершеннолетний сын и престарелая бабушка, которая не выходит из дома.
По СМП меня доставили в районную больницу в хирургическое отделение. Там мне сразу предложили дать согласие на оперативное вмешательство и на переливание крови и ее компонентов. Я дала согласие на оперативное вмешательство, от переливания компонентов крови отказалась.
Вечером со мной по телефону связался брат из КСБ. Он спросил, какой у меня диагноз; я ответила, что не знаю. Знаю только, что у меня желудочное кровотечение. Он попросил, что бы я узнала все о своем состоянии – диагноз, уровень гемоглобина и т.д. Я сказала, что врачи со мной не общаются, а мне нельзя вставать с кровати, чтобы бегать и выяснять о своем состоянии. Я также пояснила, что врачи заходили ко мне в палату и сказали, что если я буду упорствовать, то у меня есть большой риск не дожить до утра. Но он стал успокаивать меня тем, что, мол, они всегда так говорят. Я немного успокоилась. Я продолжала отказываться, и врачи взяли с меня еще одну бумагу об отказе и более со мной не общались.
Братья поначалу бросились доставать мне необходимые препараты, но когда сообщили их стоимость, я была в шоке. Одна упаковка препарата «НовоСэвен®» (препарат содержащий фракции свертываемости) – 28 тысяч рублей, эритропоэтин (поднимает гемоглобин) – до восьми тысяч и т.д. И еще они сказали, что поскольку я нахожусь в собрании, то я сама должна отстаивать свою позицию. Это в моем-то состоянии.
В воскресенье меня посетили два брата, которые по моей просьбе передали мне волеизъявление в отношении моей позиции, связанной с переливанием крови и ее компонентов. Копию волеизъявления я сразу же передала врачу. Помимо этого документа, каждый раз, когда мне становилось плохо, врачи брали с меня дополнительно отказ, написанный собственноручно. Таким образом, я их написала три или четыре (не помню точно). Сил совсем не было.
Все это время мне запрещали принимать пищу, а воду я получала с капельницами. Когда поднялась температура до 38 градусов, я, помимо голода, стала мучиться еще и от жажды. Вечером у меня произошел повторный приступ кровотечения. Затем ко мне периодически стали заходить врачи, медицинские сестры, просто больные люди, начальство и сотрудники с работы, всячески давили на меня и требовали дать согласие на переливание. В чем меня только не обвиняли: в самоубийстве, в желании оставить ребенка сиротой и. т. д.
Когда произошел повторный приступ кровотечения, мое давление упало до 60 на 40. Гемоглобин стал падать. Мой лечащий врач связался с реанимационным отделением, но там отказали по причине «нет мест». (А может просто не захотели брать на себя ответственность). Также в экстренном порядке были вызваны оперблок, сотрудники лаборатории, два врача-эндоскописта. Одного из них выдернули из отпуска. После повторного исследования был поставлен диагноз – язва кардии. Язвенное кровотечение. Меня начали готовить к операции, но врач–анестезиолог сказал, что при таких показателях операция противопоказана (или наркоз, не помню точно). Все еще усложнялось тем, что я продолжала настаивать на бескровном лечении. Затем он стал осматривать мои кожные покровы и говорил, что, судя по их состоянию, жить мне осталось недолго, если я дальше буду продолжать отказываться от плазмы, и ушел. Потом привезли еще одного мужчину с моего поселка с таким же кровотечением, и они стали готовить к операции его.
Я позвонила брату с КСБ, который также являлся моим представителем по вопросам медицинского вмешательства. По телефону он связался с лечащим врачом, посоветовал в моем лечении использовать какие-то конкретные препараты, увеличивающие свертываемость крови. Таких препаратов в хирургическом отделении не нашлось, но они оказались в родильном отделении, и роддом пожертвовал их для меня. Лечение было продолжено, я чувствовала себя немного лучше, чем накануне, но кровотечение остановить не удалось.
Сестры и старейшина из моего собрания посоветовали, чтобы я обратилась за помощью к своему бывшему мужу, с которым уже год была в официальном разводе. Я позвонила мужу и рассказала ему все, что со мной произошло. Он приехал, переговорил с лечащим врачом, а также с главным врачом о моем состоянии. Врач сказал, что мое состояние критическое, что я живу только за счет препаратов, которые мне капают и что это не может долго продолжаться. Что у меня начинается гидролиз (интоксикация продуктами разложения крови, попавшей в кишечник). Что мне требуется плазма – другой альтернативы нет. Муж настаивал, чтобы меня вертолетом везли в Красноярск, но главный врач сказал, что я нетранспортабельна и меня нельзя транспортировать в городскую больницу даже на вертолете. Что моя смерть – это неизбежно, если я буду продолжать отказываться и дальше от переливания.
Девочки с моей работы ходили к главному врачу. Сказали, что не уйдут, пока те не вызовут мне вертолет. Мне было приятно, что они так обо мне заботятся, но я ждала братьев и сестер, но они только молились за меня всем собранием. Правда они постоянно звонили мне и спрашивали «чем меня лечат». Навещала только одна сестра, которая и работала там санитаркой. Когда эта сестра пришла ко мне в палату, соседки по палате стали упрекать ее за то, что меня никто не навещает из соверующих, а они вынуждены брать на себя весь этот кошмар.
Несмотря на то, что брат из КСБ по телефону пытался успокоить меня, говорил, что врачи меня только запугивают, что серьезной угрозы для жизни нет, мне было страшно. По всей палате стал распространяться жуткий запах разлагающейся в моем теле крови, запах стоял даже в горле. Температура была уже 40, и я стала мучиться от невыносимой жажды. Пить мне не давали, а той воды, что я получала с капельницами, стало недостаточно. На операционном столе умер мужчина с моего поселка, которого, накануне доставили в отделение с таким же кровотечением, как и у меня. Я тогда подумала, что хорошо, что они не стали делать мне операцию.
Мое состояние ухудшалось. В панике стала звонить брату из КСБ, но он сказал, что больше ничем не может мне помочь. Что при таких обстоятельствах (раз мне не помогают кровезаменители), плазма мне не поможет точно. Что это мое решение, и они не несут ответственности за мою жизнь. Я сказала ему тогда, что это не было моим решением и что я не хочу умирать. Правда потом он, кажется, передумал, сказал, что через два дня они приедут ко мне и переговорят с врачами. Все это время бабушки, которые лежали со мной в палате, бегали в коридор, подслушивали телефонные разговоры врачей о моем состоянии, а потом передавали мне эти разговоры. Одна сидела у меня на кровати, ревела и уговаривала меня. Говорила, что Бог меня любит, и что Он обязательно простит мне этот грех.
Я чувствовала себя все хуже. Я снова стала терять сознание. У меня все плыло перед глазами и начались странные галлюцинации. Я пожаловалась медсестре, которая делала капельницу, но она сказала, что все нормально, что это побочные эффекты от большого количества лекарств. Затем ко мне пришла целая делегация врачей – главный врач, который тоже является хирургом, заведующий хирургическим отделением, мой лечащий врач. Он сказал, что мое состояние ухудшается. Я спросила, почему мне не помогают препараты, содержащие фракции свертываемости и кровезаменители? Он ответил, что мне они и не помогут. Что для того, чтобы такой препарат начал действовать, необходимо вначале восстановить кровь. «А у тебя, вместо крови марганцовка…» – сказал он. Что касается кровезаменителей, то они вообще не способны сворачивать кровь, они только помогают переносить кислород. Что они их используют только для транспортировки больных в вертолете. Что я умру неизбежно либо от кровотечения, либо от отравления продуктами разложения крови, попавшей в кишечник. Он сказал, что они не могут долго держать меня на кровезаменителях, что это не имеет никакого смысла, что как только меня отключат, я умру. Я, после таких заявлений, стала просить мужа забрать к себе ребенка (этот ребенок от первого гражданского брака), он пообещал мне, что заберет и попросил у главного врача справку о моем тяжелом состоянии и пригласил работников ЗАГС, и я повторно вышла замуж за своего мужа прямо на больничной койке. Еще я просила главврача дождаться братьев, которые обещали ко мне приехать. Я просила подождать два дня. Он сказал, что у меня нет двух дней. Он попросил моего мужа привезти в больницу ребенка. И еще сказал, что если он этого не сделает, то он сам поедет и привезет его. Я сказала, что он не имеет права так поступать, но он сказал, что ему плевать на законы, что он депутат и ничего не боится. А братьев моих он вообще перестреляет.
После всего этого я сломалась. Я позвонила сыну. Он со слезами стал умолять меня перелить кровь. Сказал, что не простит мне, если я этого не сделаю. После этого во мне что-то сломалось. И я дала согласие. К своему удивлению на утро у меня полностью прекратилось кровотечение. Прогнозы братьев (о том, что плазма мне не поможет) к счастью не оправдались. Я с ужасом осознаю, что еще пару дней и меня постигла бы неизбежно та же участь, что и Машу Юрченко.